Сеть Петровского. Часть 2 - Евгений Сергеевич Калачев

Сергей Анатольевич не повышал голос, но по спине проректора все равно пробежал холодок.

— Да… — буркнул он, — как скажете…

— Тебе что-то не нравится? — ректор прищурился, заставив Карнаухова лихорадочно закашляться, — объясняю для тех, кто в танке! — продолжал он, недобро усмехнувшись, — профком — высший орган студенческого самоуправления, а его председатель — фактически, первый человек ВУЗа в студенческой среде… — говоря, он понемногу повышал голос, — напомнить тебе, к кому мы собираемся обратиться и чем это грозит, если установят связь президента союза студентов НГПУ, официального лица, с преступной, мать ее, группировкой! — рявкнул ректор, ударив кулаком по столу.

Карнаухов поспешно опустил глаза.

— Но… но это же ваши люди… — опасливо проговорил он себе под нос.

— Карнаухов, ты ополоумел?! — прошипел ректор, — какие, на хрен, мои люди?! Знакомство через тридцать три шапки еще не дает мне карманных ментов! — он понизил голос почти до шепота, — а у них тоже свои интересы. И они будут копать, Леша. Представляешь, твою мать, до чего они могут докопаться?! — ректор цокнул языком, — а наша с тобой задача, чтобы комар носа не подточил. И чтобы, ни приведи господи, ничто не проходило на официальном уровне! Поэтому бандита Фролова из этого кресла надо гнать метлой поганой! — зрачки ректора недобро сузились, — мы его туда посадили, когда было выгодно, ты это знаешь. Мы и уберем…

Карнаухов несколько раз кивнул.

— Когда все будет готово, и мы будем уверены, что нас нельзя будет ни в чем обвинить даже гипотетически, сведу тебя, с кем надо… — закончил Сергей Анатольевич, параллельно допив коньяк.

— Меня? — Карнаухов изумленно округлил глаза.

— А кто должен, я?! — злобно осведомился ректор, — давай-ка ты не будешь задавать тупых вопросов, ладно? Напомнить тебе, кто эту кашу заварил? То-то же!

***

В этом году снег выпал рано, в конце октября. Сильная метель накрыла Нобельск, как всегда, в самый неожиданный момент. А на следующий день — «плюс один». Как итог — слой снега на обочинах и тротуарах и слякоть на проезжей части…

— Ну и погодка! — констатировал Соловей, войдя в кафе Петровского, — помните такое в конце октября?

— Всякое помним! — Петровский отряхнул пальто и знаком велел своим проходить в зал.

— Константин Алексеевич — это вы? — на самом первом диванчике сидели двое парней и две девушки, явно ожидавшие кого-то. Все молодые, не больше двадцати лет. При виду Петровского один из них вскочил на ноги и обратился. Остальные выжидающе смотрели.

— Я — Константин Алексеевич, к сожалению! — пошутил Петровский. Парень немного смутился, но продолжил:

— Мы к вам на стажировку…

— Стажировка? — Петровский весело кивнул, — стажировка — это хорошо! Вон старший бармен! — он указал на Диму, протиравшего бокалы за стойкой, — расскажет, покажет, объяснит, научит! Тот счастливчик, который пройдет жесточайший отбор, получит эту работу! Да шучу, расслабьтесь! — взглянув на испуганно переглянувшихся ребят, Петровский прыснул, — всех возьму, если сильно не накосячите и сами захотите остаться! Выплаты своевременные за выход, либо за месяц. Премии бывают, вечером хороший чай, особенно в выходные! Ну все, ребята, можете приступать, удачи! Пошли!

Последнюю фразу он сказал уже Асхату, Соловью и Джамалу, ожидавших окончания короткого инструктажа. Те направились за ним в сторону служебного помещения.

— Заходите! — велел Петровский, обогнув свой стол, — Джам, дверь запри!

Джамал послушно запер дверь на замок.

— Костик, так что за сбор с утра пораньше? — спросил Соловей, устраиваясь на диване.

— С утра пораньше? Половина одиннадцатого, лодырь! — проговорил Петровский, открыв запертый ящик своего стола. Парни наблюдали, как он поочередно вложил на всеобщее обозрение три больших черных сумки. Асхат приподнял брови, задавая немой вопрос. Петровский молча открыл замок одной из сумок, продемонстрировав содержимое. Купюры. Оранжевые, бирюзовые, часть — в валюте. Много купюр. Крупные суммы денег…

— Это что? — Соловей тоже вскинул брови и показал пальцем на пачки денег.

— Это общак, — спокойно пояснил Петровский и медленно опустился в кресло управляющего, — точнее, ваши доли. Что вы смотрите, берите деньги, вы их заработали!

Повисла гробовая тишина. Соловей медленно опустил руку, которой указывал на сумки и посмотрел на притихшего Асхата. Джамал покачал головой и скрестил руки на груди.

— Костя, я не понял — очень тихо начал он, — это что… все?

Соловей перевел встревоженный взгляд на него. Петровский резким движением закрыл сумку.

— Да, Джамал, — вопреки обычаю, он не стал иронизировать и впервые за долгое время остался серьезен, — все.

Соловей поперхнулся. Джамал и Асхат непонимающе смотрели на Петровского.

— Костик, но почему? — Соловьев нервно дернул плечом, — что еще случилось, все же было хорошо!

— Давно ли вы стали говорить, — произнес Петровский, — что у нас все хорошо…

— Нет, Костик, знаешь, я тоже тебя ни черта не понял, — на этот раз голос подал уже Асхат, — ты уж потрудись объяснить, что все это значит!

Джамал с Соловьем тоже смотрели на Петровского, требуя объяснений. Тот лишь пожал плечами.

— Вы же знали, что это не навсегда…

— Так-то оно — так, Костик! — Джамал кивнул, — но почему сейчас? Впереди целый год…

— Точнее полгода! — перебил Петровский, — последний семестр можете не считать, там у всех дипломы, да и летняя сессия нас ни коим образом не коснется. Просто никто уже не будет работать с нами. Издержки этики… — он тяжело вздохнул, вспомнив слова Соболева и самого Андрея, которого не видел почти три года.

— Нет, охренеть… — Соловей покачал головой, — я знал, что это все временно, но чтобы так… и давно принял решение? — он, нехорошо прищурившись, взглянул на Петровского.

— Недавно, — спокойно ответил тот, — пацаны, давайте только не смотреть на меня волками, ладно? По-моему, все в курсе, что я ничего…

— Не делаешь просто так! — закончил за него Соловей, — так поясни, почему сейчас! Нам всем интересно! — он обернулся к Джамалу и Асхату, ища поддержки. Впрочем, они и так, похоже, сейчас были на него стороне…

— Осторожность, — негромко произнес Петровский, положив обе руки на крайние сумки, — мера предосторожности. Может, лишняя. Но лучше так, чем по-глупому спалиться на финишной прямой…

Соловьев прыснул.

— Костя Петровский и «осторожность»! — громко заявил он, — ага, конечно! Крокодил и вегетарианство! Так с чего мы должны спалиться, друг дорогой? — он агрессивно надвинулся на Петровского. Тот лишь устало вздохнул и с сочувствием посмотрел на приятеля.

— Слишком много было всего, — негромко пояснил он, — наша деятельность вышла за рамки того, что планировалось изначально. Давно вышла. Хорошо или плохо — судить поздно. Но поверьте, сейчас мы выжали из нашего сотрудничества все, что было возможно. А значит, пора расходиться. Или сломаем палку. И так перегнули, дальше некуда… — Петровский посмотрел в потолок.

— Теперь он заговорил о перегибах! — Соловей никак не желал успокаиваться, — да это, кэп, давно всем понятно, что мы перегнули, будь здоров! Если что, уголовных дел